Маслова Валентина Петровна

Подростком я познакомилась с удивительной женщиной Масловой Валентиной Петровной, которая совсем юной ушла на войну и героически служила на своем нелегком посту, медсестра в госпитале, до Победы над Германией, а потом ещё два года на Дальнем Востоке.

Я хочу рассказать о ней, чтобы память о защитниках нашей Родины не угасала. Они выполнили свой долг перед Родиной, перед своими близкими, которых защищали, перед нами, что живем после них и благодаря им. А теперь мы должны выполнить свой долг перед ними, чтобы наши дети, внуки не забыли их подвига.

Маслова Валентина Петровна родилась в 1924 году в селе Котово Ста-линградской области. Она рассказала: «Начало войны меня застало ещё в школе. У нас 21 июня был выпускной вечер. Мы очень долго были в школе, где-то часа в три или в четыре утра только разошлись. Тогда был обычай такой, что выпускники нашей школы обязательно после выпускного вечера отправлялись на пруд и там организо-вывали пикник. Мы разошлись перед рассветом, дома переоделись, взяли что-то поесть с собой и пришли в школу. Собрались во дворе школы 22 июня утром и по радио услышали страшное объявление.

Тогда радио нигде не было, только на центральной площади, там была тарелка большая на столбе, вот по ней и сообщили, что началась война. Мы сначала не поверили, да не может этого быть, как так? Только что недавно объявляли, что у нас с Германией хорошие отношения. И война началась. Мы 22 июня все разошлись по домам, а сразу на следующий день стали уже вызывать в военкомат. У нас ребята из нашего класса 1923 года рождения сразу на следующий день в военкомат пошли и всех их зачислили в армию и отправили на фронт.

Через некоторое время девушек 1923 года тоже вызвали в военкомат и забрали в армию. Тех, кто были 1924 года рождения, как и я (мне было 17 лет) не взяли, а отправили обратно. А потом по радио и в газетах обращение Сталина ко всем девушкам и женщинам, кто может, добровольно идти на фронт. Заменить своих братьев, мужей, отцов во втором и третьем эшелоне. Вот и мы тоже пошли, написали заявление, нас сразу не взяли, так как ещё 18 лет не было.

Нас направили строить железную дорогу Сталинград-Саратов в районе Петров-Вала, чтобы быстрее доставлять в Сталинград войска, орудие и т.д. И вот мы там девчонки вместе с заключенными работали. Кирками работали, и холодно было, и замерзали. В палатках, можно сказать, на улице жили. Через два месяца мы приняли первый поезд из Саратова. Шёл с танками, с солдатами, и он ушел на Сталинград. После этого мы вернулись домой. Буквально через несколько дней пришла повестка из военкомата. Двадцать две девушки наших добровольно отправились на фронт. Это было 22 августа.

Привезли нас в Астрахань. На пристань пришел старшина и говорит: «Мне нужно две медсестры». А я закончила, когда были перерывы между работой на железной дороге, трёхмесячные курсы медсестёр в нашей больнице. И моя подружка Нина Винокурова тоже. Мы сразу подняли руки, и старшина нас забрал в танковую часть. Танковая часть это формировалась из Сталинграда. Заново набирали состав. Вот мы туда и пришли. Наголодались уже. Всё, что из дома взяли, уже съели давно. Смотрим, солдатик приносит в котелке нам кашу. Мы так обрадовались, накинулись на эту кашу. Съели её, довольные такие. Вышли на улицу и пошли по территории, смотрим, навстречу группа офицеров идет. Подходят к нам ближе. Полковник посмотрел на нас, повернулся и сказал: «Что это за детский сад?». Ему отвечают: «Это вот медсестры сегодня прибыли». «Отправить обратно», - сказал полковник. Вы знаете, мы так обиделись. Как так, мы же добровольно пошли на фронт, а к нам так относятся. Это сейчас я понимаю, он видел девчушек совсем молоденьких, шеи длинные, руки длинные, худющие такие. Девчушки-подростки. В первом же бою мы сложим голову. Он правильно тогда решил, но это я сейчас только понимаю. А тогда была такая обида.

Старшина отправил нас обратно на семнадцатую пристань. Мы пришли, там уже никого нет. Девчонок забрали. Потом я узнала, что их взяли в школу радистов. Они все связистами были. Нас забрали в госпиталь. Госпиталь школу занимал в Астрахани. С этим госпиталем я прошла всю войну. И войну с Германией, и даже с Японией. Где-то в конце декабря наша армия уже сформировалась (28-я армия) и вступила в бой. И мы начали принимать раненых. Было очень тяжело. Помню я сидела около койки раненого. Молодой паренёк Губин (я запомнила на всю жизнь), он из Рудни. Тяжело раненый, г лаза такие большущие, и он смотрит на меня и говорит: «Сестра, я не хочу умирать, не хочу». Я его держала за руки, так он и умер у меня на руках. Это было очень тяжело. У него очень тяжелое ранение в живот.

Потом в операционной я работала. Я как-то быстро приняла медицину, и уколы я делала хорошо, и латынь быстро усваивала. И всё вроде ничего, а когда пришла в операционную, и хирург сделал разрез, и кровь пошла, то я потеряла сознание. Я не испугалась, я увидала кровь и сразу сомлела. Потом привыкла и даже стала операционной сестрой. Дальше всю войну была операционной сестрой, так и демобилизовалась. В феврале месяце, когда разбили немцев под Сталинградом, сразу наша армия пошла дальше. Раненых мы принимали с передовой. Оказывали помощь и распределяли кого в тыл в госпиталь, кто у нас долечивался и на фронт опять. Первый эшелон отправили в Красноармейск, и я его сопровождала. Там уже был тыловой госпиталь. Мы сдали раненых и поехали в Сталинград.

От Сталинграда ничего не осталось. Груды камней, ямы, воронки. Потом смотришь, из земли труба торчит и дым идет. Это люди уцелевшие жили в землянках. В самом Сталинграде мы вышли в центр к универмагу, где Паулюс сдавался, где драматический театр, там одна стена осталась. Вот на этой стене огромными буквами написано: «Мы возродим тебя, родной Сталинград!». Там мы стояли и плакали. Как можно возродить Сталинград, если ничего не осталось? Наверное, легче построить новый город.

Вы знаете, наверно так устроен человек: в ужасно тяжелых условиях мы были – не доедали, не досыпали, было так, что трое суток мы работали, нас не могли сменить, потому что бои шли тяжелые. Раненых много. Я операционная сестра стою у операционного стола, а у меня ноги отекли, тяжело стоять. И мне то тапочки принесут, то шерстенные носки. Принесут, оденут на меня, мне же нельзя было, нужно чтобы руки стерильные были. А боль невозможная. Вот это были наверно самые тяжелые дни. Нас тогда сменили на сутки только. Я добралась до общежития. Я говорю дежурному лейтенанту: «Товарищ лейтенант, вы меня разбудите через 8 часов». Сразу уснула и слышу: «Дочка, дочка». Я думаю, что такое, открыла глаза, а надо мной лейтенант, говорит: «Дочка, вызывают в госпиталь, пора идти».

У нас начальник госпиталя, как только начинался обстрел, всегда говорил: «Бомбежка начинается, идите к раненым. Разговаривайте с ними, читайте им стихи, пойте, танцуйте, что хотите делайте, но отвлекайте раненых». Мы так и делали, и нам бояться было некогда. Однажды так во время бомбежки пришла в палату к раненым. Сил нет, что-то делать, говорю: «Давайте расскажу вам сказку», кто-то кричит: «Рассказывай». И я стала рассказывать «Златовласку». Тихо так стало. Думаю: «Уснули», - и стала сползать на пол, чтобы поспать. А слышу: «Расскажи ещё, сестричка». Всю ночь я рассказывала книги, любимые фильмы, читала стихи. Однажды принес почтальон письмо. Разворачиваю, а там на двух листах стихотворение карандашом. Подходит замполит: «Что такое?» А девчон-ки: «Масловой стихи посвятили». Он взял, прочитал и говорит: «Хорошие стихи», - и отдал в газету. Больше я их не видела. Очень жаль. Только помню по-следнее четверостишье:

Слова твои лились,

Как лента серпантина.

Спасибо милая, Спасибо Валентина!

Не знаю, кто писал. В госпитале до конца войны я была комсоргом. Когда было затишье на фронте, появлялось и у нас свободное время, тогда мы пели песни, разучива-ли маленькие комические сценки. Я была заводилой. Радостные моменты были. Молодые есть молодые. На привале всегда знали, чем заняться. На музыку всегда шли. В Германии уже в каком-то городе услышали музыку - мы сразу туда. А там лётчики наши были. И сразу начались танцы. Ощущение как в мирное время. И Победа. Долгожданная Победа…..

За ночь раза три тревога была. И вот бежит из штаба девушка и кричит: «Девочки, война кончилась!» Какая радость, все повыскакивали: медперсонал и раненные, целуемся, смеёмся. Все в клуб. Митинг. Выступали командиры. Потом: «Давайте комсорга!», - а я такая маленькая, худенькая. Мне шинель никак не могли подобрать сначала, пока начальник госпиталя не дал распоряжение снабженцу, и он мне офицерскую подобрал. Быстро стали сносить столы, накрыли, сели.

Начальник госпиталя: «Маслова встать! А помнишь, какой обет давала? Ты сказала, что в день Победы первый раз выпьешь с нами водку». Я за всю войну никогда водку не пила, не курила, не ругалась. Налили мне гранёный стакан. Я встала и стала пить. Все кричат: «Пей, пей…!» Я выпила немножко, потом что-то говорила, пела, а потом ничего не помню, потом спала. Вот так я встретила Победу. Закончилась война, мне исполнился 21 год. Хочется верить, что та Великая, страшная война была последней».

Валентины Петровны уже нет в живых, но её помнят в родном городе. Она вместе с подругами-девчонками приближала Победу. Победа 1945 года останется у всех «радостью со слезами на глазах», а мы всегда будем гор-диться погибшими в той Великой войне и оставшимися в живых защитниками Родины. И постараемся, чтобы у наших детей, внуков память о них сохранилась навсегда.

Сорокина Анастасия