Воспоминания моей матери о войне 1941- 1945гг

Моя мать  - Пинигина (Глухова) Мария Григорьевна 1933 г.рождения д. Вититьнево, Ельнинский р-н, Смоленская обл.
Её мать, моя бабушка – Глухова (Шавенкова) Александра Антоновна 1907 г.рождения д. Вититьнево, Ельнинский р-н, Смоленская обл., умерла в г. Иркутске  6 июня  1986г.
Её отец, мой дедушка  - Глухов Григорий Свирьянович 1907 г. рождения д. Вититьнево, Ельнинский р-н, Смоленская обл., умер 11 ноября 1942г в госпитале.

Началась война. Отец ушёл, как и все мужчины в деревне, на фронт. Он умер в госпитале. Мы получили похоронку уже после войны и не одной фотографии отца  у меня не осталось. Наш дом  и деревню всю сожгли, одни угли остались, какие  уж тут фотографии. 
 

Делали запросы о месте захоронении, последний в 2012г., ответ один – не знаем.
  

С начала войны, где-то  до октября месяца, мы в своей деревне не слышали звуков войны. И вот ,вдруг, нам приказали выстроиться вдоль дороги и встречать немцев. Это было неожиданно. Мы не знали, что с нами будет. Одели все, что было, на себя. А было по  2-3 платья и то холщёвые, жили очень бедно. Нас выстроили рядами с обеих сторон   дороги. Немцы ехали на мотоциклах и машинах, впереди себя держали автоматы, остановились рядом с нами и стали тыкать в нас и кричать «юдо», обошли все дома, переворошили всё сено, это они  искали евреев, так  говорили взрослые. А потом хватали поросят, курей, тут же готовили. Я запомнила крики, слёзы. Они у нас не задержались и сразу проехали дальше. 

 
 Через несколько дней приехали новые немцы, нас согнали в несколько  домов на краю деревни.  Сами они заняли большую часть наших домов. 
 Помню, у нас была русская печь, и немцы не могли её затопить. Привели нас с матерью в  наш дом и заставили топить печь. А сами  накидали сено в избе, смеялись  и валялись на нём и кричали: «Москва гут, Сталин капут».

Днём нас заставили идти на площадку, немцы были в плавках, так как загорали, установили машину с рупором, включили музыку на немецком языке. Все должны были танцевать .Женщины сидели прижавшись друг к другу и молчали. Они стали тянуть их на танцы, но ничего не получалось, все боялись. Мы с ребятишками то же «припухли». 

В следующий раз опять устроили танцы, впереди сидели офицеры, с кокардами.  Меня заставили петь. Я  пела частушки  и  приплясывала, а частушки были про войну, про немцев.

«У нас немцы стоят, костюмы зеленеются,
Своих жён побросали, на русских надеются»

Им переводили и они смеялись. А я не понимала, что это может быть опасно, несмотря,  что я маленькая.  Потом ещё несколько раз они заставляли меня петь частушки на улице, в другие дни. Но всё обошлось для меня и моей матери.
 

Всех жителей деревни  под конвоем гоняли в баню, одежду сдавали в «жарилку», т.е. на обработку , потом немец нам детям головы мазал, а мы убегали. Обязывали уколы  делать.

Но и эти немцы ушли,  и мы перебрались опять в свой дом. Отец перед войной построил хороший большой дом, отца я совсем плохо помню.  В  доме была хорошая русская печь. За ней было много прусаков, это такие большие тараканы  4-5 см ., но мы спали на ней.  Топить  печь  сложно,  дров не было.  Лес из кустарников, пойдём с матерью за дровами, топор совсем тупой, вязанки из веток сделаем,  мать на плечи  положит и мне маленькую вязанку. Приходилось тащить. Эти веточки горели же минут 10.  Мать часто плакала и  молилась,  стоя на коленях. Беда и выручка была корова, молоко всегда. Она у нас осталась, потому что бодалась и признавала только мать.  Когда  эвакуировали весь скот, она убежала в лес, её не моги найти, потом сама пришла домой, т.е к нам.

Немцам надо было чтобы на них работали, а старые люди и дети мешали им. Поэтому старых и малых  с матерьми отправляли в Германию. Когда нам объявили об отъезде, я  запрыгала от радости. В город  хотелось ехать, прыгала и кричала « в шапочках будем ходить». Но когда  взрослые закричали,  я испугалась, мне стало страшно. Погрузили всех и  нас в большую машину, т .е. маму, меня, тётю с сестрой и бабушку, ей было лет 90, сгорбленная и маленькая, в деревне ей остаться не разрешили.  Оставляли только тех, кто мог работать. Ближе к ночи нас всех поселили в небольшой дом. Людей было много, со всех деревень собрали. Бабушка не могла идти, её немец на горбушке (спине) перенёс в дом. Когда все заснули, мы с матерью и ещё семей 5 сбежали. Бабушка и тётя с сестрой остались. Бабушка была глухая, стала бы плакать, причитать и убежать все  не смогли бы, это я сейчас так думаю. Маме было очень тяжело. Потом говорили, что она всё звала мою мать -  «Саша! Саша!»
 

Была зима, леса фактически не было, кустарники. В деревне нас ждали немцы, но в лесу не искали. Неделю жили в лесу, спали на ветках от ёлок. Мать меня будила, что бы я не замёрзла, заставляла  ходить и прыгать. Когда кончились последние сухари, пришлось идти в деревню.  Мать послала меня  к тётке. Я очень боялась подойти к дому, там могли быть немцы. Стояла и плакала. Тётка меня увидела и стала прятать. Когда  всё успокоилось, пришла мать. В деревне были уже другие немцы и поэтому нас не искали.

Я выглядела видимо старше своих лет, мне дописали 2 года, чтобы больше не увозили в Германию.  Меня стали, как и других детей, гонять  рыть для немцев траншеи. Детей заставляли  рыть траншеи  около метра в длину, высотой больше метра. Главным над нами был немец, он не давал отвлекаться, мы только и слышали: «Работай кляйн». Мне было 8 лет.  Как то наши увидели, что дети работают и  стали стрелять, чтобы  нас разогнать. Мы с криками разбежались. На работу и с работы водили под конвоем, конвой -  2 человека, а взрослых гоняли копать блиндажи еще ближе к передовой.  Они приходили позже с работ, чем мы.                                            

Однажды всех выгнали  из домов, взрослых ещё не было. Нас  заставили идти по дороге, до другой деревни, это за 10 км.  Мы не знали где наши родные, матери не было рядом, но со слезами  пришлось идти. Поселили в дом, в нём можно было сидеть только на корточках, так много было людей. Уже поздно вечером прибежали наши родные.  Всюду раздавались голоса, кричали имена, все искали своих родных.
 

Наши самолеты начали  бомбить фашистов в  нашей деревне Ветитьнево   – это Ельнинский район, Смоленская область. Это была передовая. Немцы согнали всех в блиндаж, длина его метров 100, с правой стороны от входа полати, покрытые соломой, ширина их около 2-х метров. Мы с матерью не спустились в блиндаж. У нас была корова, она не отходила от матери, оставить её одну мы не могли. Еще семьи 3 остались под навесом. Была ночь, мы заснули. Рядом со мной бабушка и двоюродный маленький братишка, мама осталась рядом с коровой. Я проснулась от  грохота и крика. Зажигательная мина упала совсем рядом, у меня слетел платок, осколком зацепило палец и оглохла, видимо контузило, ничего не слышала. Бабушка вся в крови, нога повреждена, глаза нет, позже она ослепла. Я побежала к матери. Она не может встать, ранена нога. Соседа убило. Немцы мать и бабушку увезли в госпиталь.
 

На подступах к нашей деревни всё было заминировано. Немцы ждали наступление именно здесь, в нашей деревне. Началась атака.  Наши наступали, слышны взрывы от мин, поле же не разминировали. Потом уже «Катюши» ударили.  Атаки продолжались. Мы все стояли, слушали и смотрели, со слезами на глазах. Деревня наша горела, огонь хорошо был виден.  Немцы стали отступать.
 

Матери всё не было. Госпиталь был в соседней деревне. Деревню  и  дорогу бомбили.  Я не стала ждать мать и побежала к ней прямо по дороге, не понимая, что могу погибнуть. До сих пор не пойму, как так получилось, как осталась жива. Снаряды разрывались со всех сторон, я неслась, т.е. бежала, ничего не видела вокруг, перед глазами была только  мама.   Увидела её совсем далеко, нога забинтована, на костылях. С божьей помощью мы вернулись в деревню,  молитвы матери Бог услышал.
 

Деревня была сожжена и конечно наш дом. На  земле было много  убитых наших солдат, какой-то офицер ходил и на одежде искал адреса (в карманах, на воротничках), но большей частью ничего не находил и всех сбрасывали в яму. Мы с ребятишками  бегали и смотрели за всем что происходит. Потом ещё долго находили солдат и закапывали их. Даже в огороде у нас, рядом с домом были могилы.
 

Была зима. Жить негде. Выкопали землянку, это комната под землёй, окно небольшое, сделали плиту, чтобы можно было сварить поесть. В землянке день и ночь горел фитиль, т.е. в бутылочку наливали керосин, и вставлялась,  по-видимому,  какая–то тряпочка скрученная. Всем пришлось жить в таких землянках,  иногда зажигали лучинки. Корова  так и осталась с нами, удивительно, что с ней ничего не случилось. Зиму мы  пережили. Началась весна, все стало таять, глина поползла. Пришлось перебираться наверх, там  были небольшие землянки расположенные рядом с дотом. Люди стали откапывать брёвна,  т.е. разбирали блиндажи и  строили избушки. У нас корова была  вместо лошади,  её запрягали и возили на ней всё, что нужно было для всех. Мужиков не было, все делали сами женщины и дети, строили без гвоздей  конечно.
  

До войны я  закончила 1-ый класс. А когда освободили наш район от немцев, все дети  пошли в школу. В  школу надо было  ходить  5 км,   учебники давали на 5-х человек, а из деревни я была одна и мне учебники не дали. Мать  где-то мне нашла учебник  на белорусском языке, многое не понимала в нём, но приходилось учиться.
 

Много мин оставалось на полях, много гильз. Мы с ребятишками бегали и собирали гильзы. 7 мальчишек погибли на минах. Мы к гильзам привязывали пёрышки, а чернила делали из сажи,  которая была в  ракетах. Поэтому  были всегда грязные. Писали на книгах или на картоне,  из  которых делали снаряды, патроны.
 

Я очень  хотела учиться, но мама говорила: «Я тебя не выучу». Все ребята шли в школу, а я сидела дома и плакала каждый день. А мать сказала, что меня в школу не взяли. Вот так я не закончила даже 5- ый класс.  Пришлось и мне работать в колхозе, пахать, сеять, мне было 10 лет. Пахали на быках, я одна шла за быком, а в земле чего только не было - и снаряды, и черепа, и кости. Вот так началась моя трудовая деятельность, но в стаж моей работы это не включили. В то время я была ещё маленькой.          
Со слов  записала Трофименко Л.И. 28.02.2012г.

   

Прочитав эти воспоминания, моя подруга Ольга написала стихи, я прочитала их моей маме, которой в то время было  уже 79 лет, а в войну было всего 8 лет.
Она опять всё вспоминала и рассказывала мне, и слёзы подступали к глазам. Вот эти стихи.  

* * *
Война! В жизнь русского народа
Нежданной гостей ворвалась,
И в сердце болью взорвалась,
С собою принеся одни невзгоды.

Вокруг лишь боль, страдания и муки,
Мужчины уходили воевать,
Их долг святой - родную землю защищать.
В селе остались детские и женщин руки.

И сколько довелось им претерпеть,
Живя под немцами, не чувствуя защиты?
И постоянно видя рядом смерть?
И ведает лишь Бог, какие слёзы там пролиты!

Тяжёл был крест, ведь это каждый день на плахе,
Их всячески пытались унижать.
Как  это трудно в постоянном страхе,
Остаться женщиной и веру не предать!

Их жизнь как подвиг, может не заметный ,
Мы в памяти своей должны хранить.
Так будем же за них, живых и мёртвых,
Молитвы наши к Богу возносить!

За ту девчонку, что бежала под обстрелом,
С одной лишь мыслью - маму увидать,
И только матери молитва грела
И помогла ей невредимой добежать.

Но многие  оставили там жизни нить,
Своих мужей, детей, здоровье, счастье,
Но душу русскую сумели сохранить,
Не допустив фашистам разорвать её на части.


(март 2012г. Ольга Титкова)