Остаться в 43-м...
Серега был парализован. Не двигались ноги, онемели руки… Он уперся взглядом в обожженную сосну, не видя её… Как же так… Александр Степаныч, дорогой наш человек… Комбат, Батя… Вроде дурацкое прозвище, ведь большинство в батальоне были значительно старше его. Сергей, правда, был моложе на четыре года, да и кто он? Просто боец. А Александр Степанович Рыжов был авторитетный командир, слово его было крепче стали, из которой вылита самая лучшая пушка. Был Степаныч, двадцать восемь лет был, три из них воевал, да не стало его. Убили. Убили не сразу, он три дня боролся за жизнь, несли его на руках. Но на четвертый день его не стало…
Собственно, от батальона, по количеству выживших, остался всего взвод, тридцать один человек. Нет… Тридцать теперь. Батя погиб. Эти два слова сжирали Сергея, превратились в единственное пространство его мыслей и не отпускали от горла, норовя вылиться в слезы.
- Выходи строиться, - услышал Серега сквозь пелену своих дум голос Анисимова, старлея, которому перешли командирские полномочия.
Ну конечно, надо строиться, надо подниматься, надо двигаться, что-то делать. Воевать же надо. Сергей резко вскочил и побежал к месту сбора. Было заметно, что все растеряны и подавлены, редко кто перекидывался словами, даже самые балагуристые стали молчаливыми обескураженными людьми.
- Равняйсь! Смирно! – нарочито громко и сурово отдал команды Анисимов.
- Мужики, - неожиданно бесхитростно продолжил новый командир, - мы еще живы, мы можем держать в руках оружие, мы способны мстить за наших товарищей, за Александра Степановича Рыжова, отважного советского офицера. Но мы не имеем права сделать ни одного шага с этого места, пока не предадим земле тело командира со всеми воинскими почестями. Каждый из нас в той или иной мере обязан ему жизнью, так давайте же достойно проводим доброго человека. Скоро стемнеет, надо успеть, надо постараться.
Это всё что он сказал. Повисла тяжелая тишина, тяжелая как шум в голове после контузии. Тишина - как шум… Но пауза была не долгой. Все тут же ухватились за это важное дело, ухватились, чтобы выйти из ступора, чтобы сделать что-то последнее и очень важное для убитого комбата.
Серега в составе своего расчета рыл могилу. Недалеко от той самой сосны, искореженной огнем, которую он не замечал. Он копал быстро, остервенело, как будто нарочно мучая себя в этой яме - последней землянке Рыжова.
Уже через час все было готово. Вырыта и обложена еловым лапником могила, сколочен конус деревянного памятника с невесть откуда взявшейся звездой. Степаныча уложили на плащ-палатку, разлили по фляжкам спирт, зарядили оружие для залпа… С каждой минутой становилось темней. Надо прощаться. Сказать последнее прости и идти дальше.
- А как красиво здесь, - подумал Сергей. Возвышенная равнина, покрытая ровной сочно-зеленой травой, одинокие сосны, как и люди, побитые войной, но сохранившие свою величественность, предзакатное небо и птицы, парящие над этим плато и опоясывающей его пыльной дорогой. Пусть в этой сумеречной красоте и останется навсегда наш комбат. Пусть ему здесь будет хорошо.
Сергей сжимал в руках автомат и ждал команды «пли», когда можно будет через выстрелы выплеснуть свою боль. Эти пули не должны пронзить врага, их предназначение – всколыхнуть память, чтобы не смогла угаснуть во времени, в котором придется жить без Рыжова.
… Он стрелял и не слышал грохота выстрелов, плача, как ребенок. Сейчас никто не увидит и не услышит, сейчас можно… Батя!!!!
Серега пришел в себя, он уже отпустил курок, но треск автоматных очередей и выстрелов винтовок не умолкал, а, напротив, стал еще более плотным. Стоящий рядом совсем молодой солдатик вдруг резко завалился на бок с ничего не понимающими стеклянными глазами.
- Двадцать девять…, - вычел Сергей еще одну потерю батальона. А бойцы продолжали падать около свежевырытой могилы, как будто пытаясь успеть уйти за комбатом, пока того не укрыли землей.
Кто? Кто стреляет? Откуда здесь фашисты? По всем расчетам и донесениям разведки сейчас их в радиусе пяти километрах быть не должно. Но ведь лупят, гады. Надо отбиваться.
Сергей увидел, что оставшиеся в живых, и сообразившие, что завязывается бой, заняли оборону. Они стреляли вниз по напавшим с дороги, простиравшейся вокруг плато. Собственно, позиция была удобна как для одних, так и для других. Просто с ладони на ладонь. Лоб в лоб. Сумерки подчеркивали тени, делая людей прекрасными мишенями. Стало понятно, что не выживет никто. С обеих сторон было примерно одинаковое количество бойцов, и они гибли под шквальным огнем быстро и страшно…
Тишина наступила резко и неожиданно. Как будто кто-то выключил рубильник, прервав этот бой. Сергей осознал, что он абсолютно цел. Ни царапинки. Но хотелось стрелять без остановки. Стрелять по тем, кто посмел помешать ему и его друзьям хоронить командира. Он не сразу подумал, что его товарищи погибли в этом бою. Так бывает, это же война. Но и война обязана была взять паузу, когда хоронили Рыжова, нельзя в такие минуты воевать. Нельзя…
Серега спустился с возвышенности к дороге. Напавших было немало, но уместились все на небольшом пятачке. Порой друг на друге. Сергей обомлел… На всех погибших была советская форма. С недавно введенными в войсках погонами на плечах. Было уже совсем темно, но здесь, вблизи, не увидеть этого было невозможно.
- Наши, - громко выдохнул Сергей.
- Ваши, - эхом услышал он в ответ.
Серега наклонился над ответившим, увидев во мгле удивленное лицо пожилого солдата.
- Вы чего творите-то, сынки, - прохрипел он. Мы же просто шли по дороге, зачем вы палить начали? Не разобравшись…
- Отец, мы не стреляли. Вернее мы стреляли… Но мы не стреляли…. Мы в воздух… мы не по вам… Степаныч погиб, понимаешь и мы…
Солдат его уже не слышал. Он умер. Солдаты умирают от ран. От любой пули.
Рыдая, Сергей вернулся к могиле Рыжова…
- Александр Степанович, командир, мы чего наделали-то… Комбат, ну прикажи все вернуть назад, батя, где же ты был? Наворочали мы дел без тебя…
Серега плакал навзрыд, сначала просто сидя на земляном валу, потом оттаскивая погибших товарищей, затем закапывая комбата почти вслепую из-за нависшей темноты. Он плакал обо всех: о Рыжове, об однополчанах, о старике-солдате, об оставшихся дома маме и сестре… Он плакал до тех пор, пока не закончил прихлопывать лопатой холм могилы комбата…
Рядовой советской армии Сергей Сергеевич Смирнов, отвоевавший почти три года, имеющий медаль «За отвагу», постоял у последнего приюта своего командира несколько минут, накинул на шею ППШ и двинулся в ночь. Искать своих.
История неизвестного ветерана
Статьи по теме
Сергей Петрович Назаров
Наверно нет ни одной семьи, которую не затронула бы Великая Отечественная Война. Наша семья- не исключение. Мой дедушка часто рассказывал мне о своём отце, которого помнил и чтил всю свою жизнь… Кто же он, мой прадед? С фотографии, которая
Я помню! Я горжусь! Бескоровайный Сергей Ильич
Много лет прошло с тех пор, как над фашистским рейхстагом было водружено Красное Знамя Великой Победы русского народа над гитлеровской Германией. За эти годы выросло новое поколение, не знающее, что такое война. Но человечество свято чтит и хранит
Леднев Алексей Петрович
Мне было 12 лет, когда я узнала, что моя бабушка была замужем дважды. Её первый муж – Леднев Алексей Петрович – пропал без вести в 1941 году… Они любили друг друга, воспитывали сына Вадика, были счастливы, мечтали о будущем. Но
Конов Алексей Михайлович
Алексей Михайлович Конов, мой дед, умер, когда мне было 6 лет. Я его хорошо помню. Больше всего меня поражало, что у всех людей пять пальцев на руке, а у него – четыре… Покалечил руку дед на фронте. Воевал в Белоруссии, попал в
Есть ценности, которым нет цены
Есть ценности, которым нет цены – Письма не вернувшихся с войны! Я в альбоме у мамы нашла Треугольник старинный такой дорогой… Много лет хранила она, Берегла, как память, его всей душой… Это дедушка Яков писал моей бабушке
Путь моего героя
«Нет в России семьи такой, Где б не памятен был свой герой. И глаза молодых солдат С фотографий увядших глядят. Этот взгляд — словно высший суд Для ребят, что сейчас растут, И мальчишкам нельзя ни солгать, ни обмануть, Ни с пути