Листая страницы жизни.
Память напоминает иногда костёр: то тускло тлеет, то вдруг заполыхает. Но костёр может погаснуть, если в него не подкидывать дрова. А память живёт, пока живёт человек, потому что она - в нём самом, как часть его бытия.
Всю свою жизнь, за исключением трёх лет участия в боях с немецко-фашистскими захватчиками, Владимир Нестерович отдал пасечному делу в деревне Петропавловка Глинковского района, в колхозе имени Ленина. Здесь, в деревне Петопавловка родился Володя. Пришло время - пошёл в школу. Подростком в меру сил участвовал в колхозных работах, проявлял похвальное усердие.
Когда началась Великая Отечественная война Володе Кубо шёл шестнадцатый год, он отлично понимал, что фашисты пришли в его родную деревню, чтобы отнять у людей счастливую жизнь, за которую на фронтах гражданской войны дрался его отец. Потом отец строил, создавал колхоз, был первым председателем. Началась война, и он ушёл защищать Родину.
Скоро пламя партизанской борьбы запылало над округой. В середине февраля 1942 года партизаны выбили фашистов из города Дорогобужа, а спустя несколько дней 13 февраля, Володя стал бойцом первой смоленской партизанской дивизии. Ему, как и взрослым, дали оружие. Научился стрелять, бросать гранаты, окапываться по пояс и в полный профиль. Ходил в разведку, фашисты на таких меньше обращали внимание. Весной 1942 года гитлеровское командование бросило против партизан несколько отборных дивизий. Завязались жестокие бои за деревни Быково, Кулево. Партизаны отходили в Кучеровский лес. В один из дней, на рассвете, немцы, прорвав оборону партизан, пытались захватить штаб отряда. Атака следовала за атакой. Изматывая силы противника, партизаны отходили в глубь леса. Как вспоминал Владимир Нестерович: «Было очень морозно, обжигало лицо, стыли руки и ноги, Враги пытались окружить и уничтожить нас. Сражались все мы отчаянно не на жизнь, а на смерть. Хотя и оставили Кулево, но немцам нанесли большой урон. Ушли в направлении Кучеровских лесов, и снова за боем бой». В воздухе кругом звенели пули. Владимир вдруг почувствовал тупую боль в левой руке и неприятную теплоту, увидел кровь. В голове пронеслось «ранен». Не переставая стрелять, он перебегал от дерева к дереву, старался держаться, не отстать от своих. От потери крови кружилась голова, к горлу подступала тошнота. Он по-прежнему посылал очередь за очередью, прижимая фашистов к земле, пока из диска автомата не ушёл последний патрон… Тогда Владимир упал в снег и по-пластунски пополз назад. Ему кричали: «Куда ты? Догоняй!» А он энергично пополз к черневшему на снегу убитому. Выхватив из его рук автомат, снова открыл огонь. Гитлеровцы замешкались и Кубо мгновенно юркнул в заросли ельника. Вскоре догнал друзей. Медсестра обработала рану, наложила жесткую повязку: поражён был сустав указательного пальца. С тех пор этот палец у него не сгибался. Но это не помешало парню продолжить воинскую службу. Когда оторвались от наседающих фашистов и стрельба затихла, партизаны стали собираться к месту ранее запланированного сосредоточения. Оставаться в Кучеровском лесу дольше было нельзя. Командование приняло решение пробиваться в леса Белоруссии. Пошли в основном кадровые бойцы, а подросткам и раненным предложили мелкими группами уходить по домам.
После освобождения Глинковского района от немецко - фашистких захватчиков, рука у Владимира Кубо постепенно зажила и в марте следующего года его призвали в ряды Советской Армии. Сразу определили в школу младших командиров, а потом на фронт. Осенью 1944 года в новой шинели, с погонами сержанта Владимир Кубо прибыл в Восточную Пруссию. В должности помощника командира стрелкового взвода и комсорга роты в составе 138-й гвардейской дивизии ему довелось участвовать в освобождении ряда захваченных немцами городов, попасть в окружение, отморозить ногу. В прифронтовом госпитале пролежал два месяца и снова в свою часть, с которой штурмовал бастионы Кенигсберга.
Перед штурмом Кенигсберга командир роты пригласил Владимира Кубо к себе в блиндаж. «Ну, как твои комсомольцы?» - спросил он, не отрываясь от карты. «Настроены по-боевому, товарищ старший лейтенант!» - ответил Владимир Нестерович Кубо. «Завтра предстоит отчаянный бой, - начал он откровенный разговор. - Рота наша, считай, комсомольско - молодёжная. Ребята тебя хорошо знают, ценят, не раз был первым в бою. Поэтому роту в атаку поднимешь по моему сигналу - три красные ракеты. Я буду на правом фланге, политрук - на левом. А ты поднимешь всех с центра. Понял?. Подбери к себе ребят посмелее, запасись гранатами». «Слушаюсь, товарищ старший лейтенант, поднять роту». А в горле почему-то защемило. Первому во весь рост выброситься из окопа, чтобы увлечь за собой других, - это означало стать первой мишенью для фашистских снайперов, первым ориентиром для прицельного огня пулемётчиков. Но это был приказ, хотя и не главный, который объявляли перед строем, но приказ. И его надо было выполнить. В ту ночь Владимиру долго не спалось. У каждого человека, наверное, бывает так, перед чем-то решающим обязательно вспомнится, дом, перед глазами в мельчайших подробностях пройдёт прожитая жизнь. Он сделал всё, как советовал командир роты, в добавку ещё порекомендовал бойцам ввиду явного потепления сменить валенки на сапоги, портянки аккуратно замотать, чтобы не тереть ноги. Едва рассвело, как чуткую фронтовую тишину разорвали мощные раскаты артиллерийской подготовки. Из окопа Владимир увидел, как на нейтральной полосе к небу взметнулись чёрные фонтаны земли. Наша артиллерия била первой вражеской траншее, на штурм которой он сейчас должен поднять роту. О смерти почему-то не думалось. Перед глазами то появлялось, то исчезало усталое лицо командира роты, в голове проносились его тихие слова: «Главное - поднять ребят в атаку…». Владимир то сжимал приклад, то гладил дуло автомата, пристально всматривался туда, где гулял сейчас огненный смерч артиллерии. Наконец, одна за другой в небе вспарили три красные ракеты. Владимир будто вытолкнули из окопа мощной пружиной. Выпрямившись на миг и подняв над головой автомат, он крикнул во всю мощь своего голоса: «Орлы, за мной, в атаку! Бей врага!». Его не услышали, а увидели: невысокого, плотного, рванувшегося вперёд. Бойцы выскакивали из траншеи, мощное «УРА!» разлилось над равниной. Первая траншея уже была близка, когда опомнившиеся фашисты открыли огонь. Из глубины вражеской обороны ударили пушки и миномёты, и в гуще атакующих взорвались снаряды. Почти рядом с Владимиром разорвалась мина, но он не остановился, не залёг, а продолжал бежать, неудержимо летел к траншеям врага, первым бросил туда гранату, уничтожил с ходу трёх или четырёх убегавших фрицев. Вот она первая траншея! Гитлеровцы бегут, некоторые сдаются в плен. За первой роты занимает вторую траншею. Владимир спрыгивает в траншею, его бросает в сторону, земля уходит из-под ног… В ходе боя Кубо был легко ранен в бедро и ногу, но вместе с политруком Бережным возглавлял атаку на третью траншею, и тут ему уже не повезло - наступил на мину. Его бросило в сторону, и острая боль пронзила правую ногу. Сержант упал и потерял сознание. Тем времени гитлеровцы перешли в контрнаступление. Санитары успели унести Владимира в медсанбат. Сутки лежал Кубо в санитарном блиндаже во втором эшелоне. Все кто мог держать оружие, отражали натиск врага.
Хирурги ампутировали Владимиру ногу, и это было страшным горем для воина. Ведь ему шёл тогда девятнадцатый год. …Ноют по ночам солдатские раны, особенно беспокоит правая нога, натёртая протезом. После того боя, когда комсорг роты поднимал бойцов в атаку, воевать ему больше не пришлось. Но подвиг солдата не остался незамеченным. Придя к Владимиру Кубо в медсанбат политрук Бережной сказал, обнимая героя в постели: «Ты награждён орденом Отечественной войны II степени».
Потом долгие дни эвакуации. Госпиталь на Украине. Потянулись тягостные дни лечения. Многие дни не поднимался с постели, глядя в потолок и раздумывая только об одном, как безногим он будет жить и работать. Врачи и сёстры, товарищи по палате, как могли, успокаивали Кубо, давали советы, где лучше устроиться после излечения. А он отвечал: «Поеду в свою деревню, там всё и решу…». Много дум передумал он за время лечения. Выписали Владимира из госпиталя глубокой осенью 1945 года.
На станции молодого солдата, кавалера ордена Отечественной войны, встречали родные. Не обошлось и без слёз. Отец Володи, участник гражданской и Отечественной войн, с неизменным солдатским оптимизмом успокоил опечаленного своей судьбой Владимира и настроил его на добрый лад: «Ничего, сынок, могло быть и хуже. Хоть на одной ноге, да вернулся. А работу в колхозе - не в единоличном хозяйстве - завсегда подобрать можно. Не обидят и тебя». Дома усидеть Владимир не мог. …Через несколько дней фронтовика Владимира Кубо назначили пчеловодом. Пасеку нужно было создавать, как говорят с колышка, на пустом месте.
Правление колхоза направило его на курсы. Пока учился, в колхозе ульев наделали, выписали десять пакетов кавказских пчёл, и весною 1946 года в колхозе была создана первая в Глинковском районе пасека из пятнадцати семей. В следующем году их стало тридцать, а в 1948 году - шестьдесят.
У Владимира Нестеровича Кубо послевоенная профессия вроде бы незаметная. Имя его широко известно было в 70-80 годах и в Глинковском районе, в Смоленской области и за её пределами.
В 1970 году Владимиру Нестеровичу было присвоено звание «Лучший пчеловод области».
В 2001 году Владимира Нестеровича не стало. Похоронен рядом с женой, Ниной Васильевной, на Агеевском кладбище, около деревни Петропавловка Глинковского района Смоленской области.
